– Я запомнил, кто отсутствует. Они об этом пожалеют.– И в аудитории воцарилась полная тишина. Хорошо было слышно, как тихо икает от страха на последней парте Томна, не сделавшая домашнее задание.– Сегодня у нас необычный урок. Я пригласил в гости моего старого друга Элувириэля из соцветия Ормотилэлей. Он будет вам рассказывать, а вы конспектируйте. Потом сдадите ваши записи мне, я проверю ваше понимание устной речи.
Элувириэль! Мое сердце затрепетало. Я увижу вновь моего возлюбленного! Я прижала пальцы к губам, вспоминая поцелуй на заснеженной улице.
Эл вошел в аудиторию и улыбнулся присутствующим.
– Я сам недавно был студентом,– сказал он,– и я знаю, что вам тяжело. Поэтому я постараюсь говорить как можно понятнее.
Возможно, он и правда говорил понятно. Возможно, он рассказывал что-то интересное. Я не знаю. Я не слушала. Я смотрела на своего возлюбленного, слушала, как плавной мелодией течет его речь, как он двигается, как колышутся его длинные шелковистые волосы. Для меня время остановилось.
– Урок окончен,– громко сказал профессор.– Сдаем работы.
Я с ужасом посмотрела на свой чистый листок. Не было даже времени, чтобы спросить у кого-то, о чем вообще шла речь. Я подписала свой листок, громко выдохнула и поплелась на пытку.
– Что это? – спросил Ломиториэль.
– Моя работа,– пролепетала я, не поднимая глаз.
– Точнее, полное отсутствие ее,– констатировал преподаватель.– Не думал, что вы настолько плохо понимаете устный язык.
Признаться в том, что я не слушала, я не могла, поэтому просто кивнула. Я знала эльфийский язык – плохо, ужасно, но знала. Его основы я выучила еще в Лицее, воодушевленная своей любовью.
– Не надо так жестко, Ломиториэль,– по-эльфийски сказал Эл.
– Ты ее знаешь? – Мое обостренное испугом восприятие со скрипом переводило эльфийские слова.
– Учились вместе.– Элувириэль помолчал и добавил: – Представляешь, она была в меня влюблена.
– Влюблена? – с ужасом переспросил профессор.– В тебя была влюблена человеческая женщина? О Создатель! Какой кошмар! Я не думал, что это случится с моим другом! Я надеюсь, ты ей не отвечал взаимностью? Не давал повода?
Я почувствовала, как мои уши краснеют. Увлеченные разговором эльфы меня совсем не замечали, уверенные, что я их не понимаю. Ломиториэль обмахивался пустым листочком, где сверху криво была написана моя фамилия. Сейчас Эл признается, что поцеловал меня на улице, подарил мне свою книгу, а профессор тогда мне вообще жизни спокойной не даст.
– Нет, конечно, за кого ты меня принимаешь? – спросил Эл.
– Ольгерда, почему вы еще здесь? – обратился на общем языке ко мне преподаватель.– Идите.
Я, чувствуя себя куклой-болванчиком, кивнула и пошла к выходу. У самых дверей я услышала:
– Извини, что я такое мог подумать. Ведь человеческие женщины ни на что не годны.
– Это точно,– сказал Элувириэль.– Они даже не умеют целоваться...
Эльфы рассмеялись, полностью уверенные в своем превосходстве над другими расами.
Как во сне я дошла до библиотеки, повторяя про себя на эльфийском все, что услышала. Записала в тетради и перевела. Я все поняла правильно! Конечно, каждое слово в эльфийском языке имеет множество смысловых оттенков, но думать об этом мне не хотелось. Не хотелось быть не «негодной», а, например, «пылью под ногами Перворожденного» или «недостойными перегнившими листьями».
Внутри меня образовалась пустота. Простая и всеобъемлющая пустота. Я подперла голову руками и уставилась на ряды книг на стеллажах.
Через какое-то время меня вывел из оцепенения вопрос Томны:
– Ола, а ты не знаешь, как по-эльфийски будет «молодой весенний цветок»? Я знаю, что там какое-то одно слово, только никак вспомнить не могу. Чтоб в словарь не лезть, может, подскажешь, а?
– Да это же просто! – хотела ответить я, но промолчала. Я не знала, как по-эльфийски будет «молодой весенний цветок». Я по-эльфийски не знала даже, как будет «мама». Все мои знания языка словно ветром выдуло.
– Я не знаю,– ответила я, отдавая словарь. И снова уставилась на стеллажи.
– Вставай, вставай, хватит уже страдать,– услышала я голос Лиры.– Все уже дома, спят, а ты сидишь в читальном зале, замерзшая, мокрая. Я тебе шубку принесла.
– Я уже высохла,– сказала я.– Давно высохла.
– Томна сказала, что ты пропустила все пары после эльфийского. А потом она нашла тебя в библиотеке, где заметила, что ты ведешь себя несколько странно. Что случилось?
– Ничего.– Я пожала плечами и встала. Мир перед моими глазами закачался...
– ...Открой ротик, ну, открой! – уговаривал меня ласковый голос.– Вот так! А теперь глотай!
Горячая жидкость потекла ко мне в горло. Я закашлялась и открыла глаза.
– Ой,– обрадовалась Лира и чуть не выпустила чашку из рук.– Ты глаза открыла! Какая прелесть!
– Что...– попыталась спросить я, но в горло будто песка насыпали.
– Ничего не говори! – замахала на меня рукой Лира.– Пей, я сейчас все расскажу. Ты заболела! Очень сильно простудилась – вот! Моя наставница сказала, что течение болезни усугубило душевное потрясение. Про душевное потрясение я ничего не знаю, но ей поверила. И ты была моим первым пациентом! Меня даже от занятий освободили и обещали поставить зачет по одному предмету, если ты на ноги встанешь раньше чем через неделю. А прошло всего три дня!
– Три...
– Да, ты в бреду была, чего-то там про любовь кричала. Ну, сегодня, пожалуй, ты на ноги еще не встанешь, но вот завтра... А, у меня есть еще одна хорошая новость.– Лира ловко вливала в меня из ложки куриный бульон.– Стае Блондина досталось из-за тебя. Птронька сказал Бефу, что ты заболела после того, как тебя Блондин водой облил, и Беф разобрался. Блондину, конечно, ничего не было – он честно сказал, что водой тебя не обливал. А вот Ряку, его ближайшему дружку, хорошо перепало! Беф его чертить заставил, почти весь Университет собрался посмотреть на это представление.